Обнаружились важные уточнения, важные свидетельские показания, касающиеся места гибели Марка Моисеевича Стольберга. Обнаружились не вчера и не позавчера – 22 года назад. «Но внимания тогда не обратили»… Но – обо всем по порядку...
Обнаружились важные уточнения, важные свидетельские показания, касающиеся места гибели Марка Моисеевича Стольберга. Обнаружились не вчера и не позавчера – 22 года назад. «Но внимания тогда не обратили»… Но – обо всем по порядку.
* * *
В 1989-м году, в еженедельнике «64», без «увязывания» с какой-то очередной юбилейной датой, была напечатана, пожалуй, одна из самых информативных статей о Марке Стольберге. Ее написала одноклассница Стольберга, ростовская журналистка,
участница ВОВ, Берта Михайловна Горелова
У автора этих строк возникла идея – отталкиваясь от фамилии «Дрейзин» - найти кого-либо из родственников нашего выдающегося земляка.
Не очень рассчитывая на успех, я воспользовался поисковиком одной из социальных сетей. Мгновенно обнаружился Юрий Дрейзин, как оказалось – сын Клары Моисеевны Дрейзиной, родной племянник Марка Стольберга! Более того, в ответном письме Юрий, проживающий ныне в США, написал, что в скором времени, буквально через неделю, приедет в Ростов, чтобы повидаться со своими одноклассниками! Чудеса на этом свете еще случаются. Юрий любезно согласился встретиться со мной…
Юрий Дрейзин. Ростов-на-Дону, май 2018 года
– Я родился в 45-м году, после окончания войны. Своего дядю, Марка Моисеевича Стольберга, я, естественно, кроме, как на фотографиях, никогда не видел. Но разговоров у нас в семье было много, и мы все эти годы – и дедушка мой (отец Марка) и моя мама, его сестра, – продолжали поиски каких-то свидетелей, чтобы понять, что произошло. И какие-то были люди (о разговорах с ними мне рассказывали мама и дедушка, сам я при этом не присутствовал), которые, как бы, утверждали, что они знают что-то, знают какие-то подробности. Но это, как бы сказать, … не было чем-то подтверждено и плохо стыковалось – одно с другим.
Поэтому вопрос оставался открытым, ясности в нем по-прежнему не было и, потихонечку, с течением времени, наши усилия что-то разузнать – стали «глохнуть».
В начале 91-го года, так получилось, – я эмигрировал в Соединенные Штаты.
– Вы жили до этого в Ростове?
– Перед отъездом я жил в Москве, начиная с 17 лет. После окончания школы я уехал из Ростова в Москву учиться, поступил в Московский Физико-Технический Институт.
В бытность мою ростовчанином я несколько лет жил с бабушкой и дедушкой
(родителями Марка Моисеевича) в доме на улице Обороны, 66. Это между Газетным и Ворошиловским. Сейчас там изменились номера домов, и у нашего дома теперь номер 70.
Я вчера там был, в этом доме, в этой квартире. Меня пустили хозяева. Это очень старый дом, немного перестроенный, во дворе там металлическая лестница, которая ведет на второй этаж, в нашу бывшую квартиру.
– Типичный ростовский дворик, очень характерный для этого района Ростова, возле Старого базара…
– Да! Я вчера гулял там вместе со школьными друзьями. Подошел к нашему дому. А там сейчас все закрыто, ворота закрыты, которые ведут во двор. Но, как раз подошел один человек, из нынешних жильцов, у которого был ключ, и я попросил меня пустить. И оказалось, что он идет как раз по направлению к нашей квартире! Я поднялся, постучал. Мне открыл дверь мужчина, который там живет с 63-го года. И я попросил его пустить меня внутрь, чтобы посмотреть на комнату, в которой прошло мое детство. И откуда я вылезал через окно, там окно выходило на крышу. В сезон на нее падали спелые тютины, и я их собирал… Это была та же самая квартира, в которой в свое время рос и Марк. Дедушка из нее никуда не переезжал, во время войны они уехали в эвакуацию, но потом вернулись в ту же квартиру. А Марк ходил в школу…
– На Старом базаре.
– Да, на базаре, совсем недалеко от нас. Впоследствии на здании школы появилась мемориальная доска, которую я видел еще мальчиком.
– Да, я писал об этом в одной из своих статей. Потом доску перенесли внутрь, в школьный вестибюль, а когда школа переезжала в новое здание на Набережной, ее вновь установили на фасаде. Это буквально в двух шагах отсюда.
– Да, да, я знаю. Я продолжу…
В 91-м году я оказался в Америке. Знакомясь с новыми людьми, тоже эмигрантами
из России, я обычно рассказывал о себе, упоминая при этом и дядю, очень известного,
очень яркого шахматиста довоенного времени. Говорил, что он погиб в 20 лет, но мы никак не можем точно узнать, при каких обстоятельствах.
И вот однажды, я рассказал эту историю одной знакомой. Через пару недель она мне позвонила и сказала, что была у своих знакомых, и там, где-то на даче, оказалась подшивка газет «Новое русское слово». Это эмигрантская газета на русском языке, издававшаяся еще с революционных, даже дореволюционных времен в Америке. Сейчас ее, этой газеты, уже нет.
И вот, сказала она, в одной из газет я прочитала статью, где упоминается один молодой
солдат, шахматист, который погиб. «Послушай, это, случайно, не твой дядя? Газету эту я захватила с собой».
На следующий день газета была уже у меня. Я посмотрел, кто автор.
Некий Давид Бубниевский. После прочтения статьи многое для меня прояснилось.
Несколько раз глаза пробежали по строчкам: «В первые минуты погиб ростовчанин Марк Стольберг – мастер спорта по шахматам. К нему бросилась медсестра Людмила Сердюк, думая, что он ранен. Увы, томик Лермонтова, с которым Марк не расставался, был залит кровью, глаза уставились в небо».
Дальше автор пишет о своих злоключениях. Как он чудом спасся, как он и еще один товарищ нашли какую-то прохудившуюся резиновую лодку, каким-то образом починили ее с помощью пузырька с клеем, как какой-то командир, старший по званию, пытался эту лодку у них отобрать, но они ему это сделать не позволили…
Я тут же позвонил в Редакцию, и они дали мне телефон Давида Бубниевского.
– Вы с ним встретились?
– Нет, мы говорили по телефону, я был в Миннеаполисе, а он – в Чикаго. Я не мог тогда туда поехать. Я его попросил рассказать более подробно о том, что написано в статье.
Может быть о том, что в статью не вошло. Он ответил мне так: «Мне уже 86 лет. Память зачастую подводит. Обо всем, что я помню о Керченской трагедии, я написал в статье».
Да и сама его статья так и называется – «Керченская трагедия». И еще он мне сказал –
ну, я там немного приврал. Я спрашиваю: «Что Вы приврали?». Он говорит: «Ну, томик стихов, с которым Марк не расставался, - был не томик Лермонтова, а томик Шиллера»…
…Я часто перечитывал письма, которые Марк посылал из Новороссийска своим родным.
И действительно, в одном из писем своей сестре, моей маме, написано:
«Кларка! Прочитай «Марию Стюарт» Шиллера!».
И это вот так меня задело, так «чиркнуло»… Для меня это было свидетельством, что автор описывает реальные события.
Хотя в статье этого нет – не знаю, из каких соображений он заменил Шиллера
на Лермонтова. Может быть, Марк носил этот томик Шиллера (не знаю, на каком он был языке – на русском или на немецком – Марк хорошо знал немецкий) еще и для того, чтобы показать, что и среди немцев тоже есть люди…, а не звери.
Вот, в общем, все, что я хотел Вам рассказать…Когда я вернусь в Америку, скан статьи
обязательно вышлю Вам.
– Большое спасибо!
Еще такой вопрос. Фотографий Марка Стольберга известно очень немного. Скажите, пожалуйста, может быть, что-то сохранилось в Вашей семье, может, быть, какие-то детские фотографии…
– Боюсь, что нет. Но! Я недавно рассказывал своей внучке об истории нашей семьи.
И вот, когда я дошел до Марка, она очень заинтересовалась, стала искать сведения
в интернете. И сразу же обнаружила французскую статью о нем! Она у меня есть в телефоне, я Вам сейчас ее сброшу.
Я был поражен. Я знал, что в России пишут о Стольберге, но это была французская статья! С его партиями… И там, в этой статье, есть фотография, которой я никогда не видел! Совершенно другой образ, по сравнению с тем, который я себе представлял –
очкарик, худой, шея длинная… А там он – какой-то более такой… презентабельный!
Поражает и волнует, что прошло уже столько лет… А об этом мальчике, которого я никогда не видел, который погиб в 20 лет… Его имя не уходит, о нем помнят, помнят его партии. В Базе данных, по-моему, примерно двадцать его партий.
– Больше. Более пятидесяти. Он был гениальным шахматистом…
Юрий, позвольте Вас от всей души поблагодарить за эту беседу!
(С Ю. Дрейзиным беседовал А. Бушков)
* * *
Газета «Новое Русское Слово» от 14 июня 1996 года
Краткие комментарии.
Иногда, в некоторых местах, память подводила
1. Марку Стольбергу, на момент гибели, было не 18 лет, а «без пяти минут» 20.
2. Тендоровой Косы в Керченском проливе нет. Есть Коса Тузла (из-за которой в 2003-м году между двумя «братскими странами» разгорелся нешуточный конфликт). Очевидно, старый одессит, Давид Миронович Бубниевский, спутал это название с реальной Тендеровой Косой, находящейся неподалеку от Одессы.
3. Проходя службу в составе различных армейских подразделений, автор характеризует свой полк, приготовившийся к переправе через Керченский пролив мае 1942-го года, как «146-й армейский запасной стрелковый полк 51-й Перекопской дивизии». Между тем, данный полк в описываемых событиях участия не принимал. Был «136-й азсп», в составе которого на тот момент воевали и сам автор, Давид Бубниевский,
и киномеханик Петр Мамин, и Марк Стольберг, и погибший рядом с ним Леонид Кушаковский. Об этом бойце, на сайте «ОБД Мемориал» сказано, что он «пропал без вести» при переправе через Керченский пролив 17.05.42. Аналогичная дата для
Почему же, при наличии свидетелей гибели солдата (как в нашем случае), - его зачастую объявляли «пропавшим без вести»?
Ответ напрашивается сам собой. В обстановке боя, при непрерывном обстреле, в хаосе отступления, - трудно отличить погибшего человека от раненого. Тем более и речи не шло о погребении бойцов похоронными командами (там, где они были). Вот и получилось, что когда «дым сражения» немного рассеялся и в наших штабах на Таманском берегу стали подсчитывать огромные потери, решено было двигаться по наезженной колее. Был человек в составе полка? Был. Где он сейчас? Ранен, убит? Если ранен – где находится? Если убит – где похоронен? Никто не знает. «Пропал без вести».
Важное свидетельство Д. Бубниевского говорит о том, что Марк Стольберг не «пропал без вести» при обратной переправе через Керченский пролив, а был убит еще на Крымском берегу, в районе Керчи в мае 1942-года.
Что стало с его телом, с телами тысяч других красноармейцев?
Читаем в книге военного историка
«Над Керченским проливом наступила относительная тишина. Ярко светило солнце, после дождей буйно росла трава. А море вымывало на таманский берег трупы людей, их собирали и предавали земле. Этим же занимались и на Керченском полуострове. В бинокли, стереотрубы было видно, как фашисты на места боев сгоняют местное население, пленных. С помощью брошенных во время переправы лошадей трупы стаскивались в большие груды, обливались бензином и сжигались, хоронили людей и в больших воронках от авиабомб и снарядов. Тяжелый смрад шел с керченского берега. Обе стороны подсчитывали потери, приводили в порядок подразделения, переформировывались. Войска требовали питания, оружия, боеприпасов и много чего. Все ближайшие станицы, хутора, просто отдельные постройки на Таманском полуострове были забиты эвакуированными из Керчи войсками. После тяжелых боев и переправы люди спали по много часов. Назначенные командованием военные патрули часто принимали спящих за убитых. Боевая жизнь продолжалась, все понимали, что приближаются новые бои».
* * *
Источники фото:
фото А. Бушкова.
Автор выражает глубокую признательность Юрию Дрейзину (Миннеаполис, США) за предоставленные материалы.