Почти два года назад, на странице блога, посвященной очередной годовщине Великой Победы, мы уже рассказывали об этом человеке. Начинался этот рассказ так:
До войны жил в Ростове мальчик – Гриша Шмуйловский. Учился в 45-й школе, которая находилась на углу улицы Станиславского и Ворошиловского проспекта. Она и сейчас там находится. В 1937-м году, окончив школу, он поступил, несмотря на огромный конкурс, в Московский институт философии, литературы и истории имени
В июле 1941-го года, уже после начала войны, Гриша с отличием окончил институт по специальности «история западной литературы и языков» с присвоением квалификации «научного работника в области западной культуры и языков, преподавателя ВУЗа» и звания учителя средней школы.
…22 июня Гриша и его друзья ринулись в Центральный Комитет Комсомола. Там, в конце концов, юным добровольцам объявили о том, что им оказана высокая честь – быть зачисленными в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН). Назначение бригады – разведывательно-диверсионная деятельность в глубоком тылу противника… Тогда Гриша еще не мог знать, что воевать ему доведется под началом легендарного партизанского командира – будущего Героя Советского Союза, полковника Дмитрия Николаевича Медведева и великого советского разведчика, единственного и неповторимого в своем роде – Героя Советского Союза – Николая Ивановича Кузнецова («оберлейтенанта Пауля Зиберта»). После войны об этом будет подробно рассказано в книгах
1935-й год. Литературный кружок в школе №45
Из воспоминаний легендарного «партизанского врача» – Альберта Вениаминовича Цессарского
Он прибыл в наш партизанский отряд с группой парашютистов в марте 1943 года. Мы тогда готовились к последнему броску – за восемьдесят километров, к самому городу Ровно. Разведчики во главе с Кузнецовым уже обосновались в городе и торопили нас...
Почти два года назад, на странице блога, посвященной очередной годовщине Великой Победы, мы уже рассказывали об этом человеке. Начинался этот рассказ так:
До войны жил в Ростове мальчик – Гриша Шмуйловский. Учился в 45-й школе, которая находилась на углу улицы Станиславского и Ворошиловского проспекта. Она и сейчас там находится. В 1937-м году, окончив школу, он поступил, несмотря на огромный конкурс, в Московский институт философии, литературы и истории имени
В июле 1941-го года, уже после начала войны, Гриша с отличием окончил институт по специальности «история западной литературы и языков» с присвоением квалификации «научного работника в области западной культуры и языков, преподавателя ВУЗа» и звания учителя средней школы.
…22 июня Гриша и его друзья ринулись в Центральный Комитет Комсомола. Там, в конце концов, юным добровольцам объявили о том, что им оказана высокая честь – быть зачисленными в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН). Назначение бригады – разведывательно-диверсионная деятельность в глубоком тылу противника… Тогда Гриша еще не мог знать, что воевать ему доведется под началом легендарного партизанского командира – будущего Героя Советского Союза, полковника Дмитрия Николаевича Медведева и великого советского разведчика, единственного и неповторимого в своем роде – Героя Советского Союза – Николая Ивановича Кузнецова («оберлейтенанта Пауля Зиберта»). После войны об этом будет подробно рассказано в книгах
1935-й год. Литературный кружок в школе №45
Из воспоминаний легендарного «партизанского врача» – Альберта Вениаминовича Цессарского
Мой друг Гриша
Он прибыл в наш партизанский отряд с группой парашютистов в марте 1943 года. Мы тогда готовились к последнему броску – за восемьдесят километров, к самому городу Ровно. Разведчики во главе с Кузнецовым уже обосновались в городе и торопили нас.
Несколько ночей подряд принимали мы из Москвы оружие, боеприпасы, людей. Костры жгли на просторном снежном поле за околицей села. Вокруг костров темнели широкие проталины, дымилась прошлогодняя, жухлая трава. Сельские девушки, устроившись рядом с нами на поленьях, протягивали к огню ноги и пели украинские и польские песни вперемежку.
Когда же наступал контрольный час, у одного из костров поднималась длинноногая фигура Маликова в кургузом ватнике, он взмахивал рукой, хрипло кричал:
– Кончай!..
И песня обрывалась.
Становилось слышно, как из близкой темноты лаяли лесные козлы. Время от времени где-то над деревьями прокатывался одиночный винтовочный выстрел. И раздавался чей-нибудь ликующий клич:
– Воздух!
Во все костры летели охапки хвороста, сена, подсушенной хвои. Костры вмиг вырастали в великанов, стеной поднимался мощный, сухой шорох огня. Самолет появлялся над самой головой внезапно. С тяжелым коротким гулом. Мелькали на крыльях звезды, при виде которых успевало дрогнуть сердце. А затем в опустевшем черном небе высоко вспыхивали белые облачка парашютов.
– Доктор! Вам подарочек! Скорее!
Командир, наклонившись над распоротым мешком, нетерпеливо машет мне рукой.
Среди патронов вижу письмо от жены и мой любимый томик – «Гамлет» в переводе Лозинского.
Сперва, конечно, проглатываю письмо. Захлебываюсь каждым словом, сдерживаю радость, загоняю ее куда-то в самую глубину, боясь утерять хоть каплю, как задерживают дыхание под водой. Сначала вот так, залпом, чтобы потом в каждую свободную минуту вытаскивать из кармана и вчитываться, вчитываться…
Прячу письмо и беру в руки «Гамлета».
– Ту би ор нот ту би… – великолепно по-английски произносит кто-то за моей спиной.
Оборачиваюсь и вижу Гамлета в брезентовом комбинезоне и шлеме, с автоматом на груди, заглядывающего через мое плечо в книгу.
– Что благородней – духом покоряться, торчать в Москве, выступать с воззваниями по радио – иль, ополчась на море смут, сразить их противоборством, быть здесь, у этих костров? Наконец-то я среди вас! Здравствуйте, доктор!
Я обнимаю Гришу Шмуйловского, с которым мы в один день – 16 июля далекого 41-го года – пришли в московский комсомольский добровольческий полк. Мне навсегда запомнилось, как стройный сероглазый юноша в коридоре Центрального Комитета Комсомола перед толпой таких же юнцов пылко читал Блока «О весна, без конца и без краю!..» В тот год Гриша заканчивал Московский Институт философии и литературы…
…Вечером он пришел ко мне в шалаш, присел. Долго молча наблюдал, как мы укладываем в дорожный ящик лекарства, инструменты. Взял томик Шекспира, полистал в задумчивости. С тем самым выражением отрешенности произнес:
– К нему пристрастна буйная толпа… Его любил народ.
– Ты все о Гамлете?
– Когда Гамлет, не доплыв до Англии, возвратился и высадился на датском берегу после встречи с войском Фортинбраса, он встретился со своим народом. Он увидел нищих бродяг, которых несправедливость и голод гонят по датской земле, как бездомных псов. Гамлет слушает их стенания, видит их раны и сердце его рвется…
– Но такой сцены нет в трагедии! – удивился я.
– Она была! По каким-то причинам ее потом утеряли или выпустили при издании. Но она была! Я написал об этом целое исследование. А сегодня… Сегодня я увидел, как это было. Там, в деревне… Ты меня понимаешь?
В нем непрерывно происходила какая-то внутренняя напряженная душевная работа. И жизнь наша как-то таинственно со всем этим была связана…
Гриша Шмуйловский геройски погиб в стычке с бандеровцами 19-го июня 1943 года, прикрывая связного, который нес в партизанский лагерь пакет с донесениями от
Через много лет, уже в середине 60-х,
А еще через некоторое время, известный ростовский журналист и краевед, Борис Петрович Агуренко, напишет о Грише прекрасную повесть «Быть или не быть?». Повесть эта опубликована в ростовской газете «Комсомолец», 1980-й год, номера 29, 31, 32, 35, 36, 42, 43. В тот год Великой Победе исполнилось 35 лет.
И вот, сейчас, это число – удваивается…
* * *
Отправляясь в тыл врага, в «служебную командировку», в которую не выписывают «командировочных удостоверений», Гриша написал письмо своей маме, Ольге Григорьевне. На треугольном конверте штемпель и дата: 26 марта 1943. В их многолетней переписке письмо это оказалось последним…
Дорогая мамочка!
Нам придется на неопределенное время прервать переписку.
Дело в том, что меня, наконец, вызвали для выполнения некоторой работы.
Эта работа носит специальный характер, в связи с чем я буду вынужден отказаться от писем. Во всяком случае, смею тебя уверить, я еду не на фронт. Не выдумывай себе никаких ужасов. Это обыкновенная служебная командировка. Как только я вернусь обратно, тотчас дам тебе знать. Имей в виду, что мое молчание может продолжаться месяцами и не волнуйся. Опасности я подвергаюсь не больше, чем ты.
Очень рад, что хоть немножечко, хоть отдаленными, косвенными способами могу оказаться полезным делу войны.
Я надеюсь, бесценная моя мамочка, на твое благоразумие. Держи себя бодро, заботься о себе, чтобы сохранить свои силы для нашего будущего. Если будут у тебя какие-нибудь перемены, скажем - перемена адреса, то сообщи об этом дядьям в Баку и Ашхабад.
Будь здорова, дорогая. Передай привет от меня всем родственникам.
Гриша.
…Прошло два года. Наступил май 1945-го. Все говорило о том, что война заканчивается.
Но 8-го мая люди еще точно не знали, что произойдет в ночь с 8-го на 9-е. Они могли об этом только догадываться. Как же они провели этот день, 8-го мая? Сейчас, по прошествии 70-ти лет, об этом, конечно, ничего сказать нельзя.
Впрочем…
Ольга Григорьевна Шмуйловская была в этот день… в суде.
Вот уже, как два года, женщина, потерявшая единственного сына-героя, добивалась права вернуться в собственную квартиру, покинутую в годы оккупации.
Протокол судебного заседания
по делу №
8 мая
Суд совещаясь на месте определил:
Предоставить отсрочку ответчику до 15 июня 1945 г. В случае непредоставления ж/пл. Журавлеву, он будет выселен независимо от срока предоставления ж/пл. с возложением ответ-сти на КРЖУ.
Нарсудья: Сытенко
Нарзаседатели: подписи
Секретарь: подпись
А на следующий день в дом, где жила Ольга Григорьевна и приютившие ее люди, пришла Победа…
…Она была в линялой гимнастерке,
И ноги были до крови натерты.
Она пришла и постучалась в дом.
Открыла мать. Был стол накрыт к обеду.
«Твой сын служил со мной в полку одном,
И я пришла. Меня зовут Победа».
Был черный хлеб белее белых дней,
И слезы были соли солоней.
Все сто столиц кричали вдалеке,
В ладоши хлопали и танцевали.
И только в тихом русском городке
Две женщины как мертвые молчали.
Илья Эренбург. 9 мая 1945.
Источники фото:
Фото из архива А. Бушкова.