«Он принадлежал к той редкой категории людей, которые как нечто само собой разумеющееся отмели от себя все, к чему стремится большинство, прошли по жизни легкой походкой – избранники судьбы, украшение Земли. Сжигая жизнь, он знал, что это – не генеральная репетиция, что другой – не будет. Но жить по-другому не хотел и не умел».

* * *

«Одним из его любимых выражений было: «Он играет во вкусные шахматы». И сам играл в такие. В комментариях к собственным партиям преобладали так редко встречающиеся теперь добродушие, уважение к партнеру и самоирония. Комментируя партии, писать не любил, предпочитая показывать, наговаривая текст на магнитофон. В старое же время просто диктуя. Так он познакомился со своей женой Гелей осенью 1970 года, когда его не допустили до игры по каким-то формальным причинам в чемпионате страны, который проводился в его Риге».

* * *

«Где-то за полтора-два часа до партии что-то ел, но больше для проформы, говорил уже мало, уходил в свой мир. Так было, например, во время его матча с Корчным, и я понимал: в такие моменты его лучше не трогать. Обедали в разных местах; до матчей, где все выверено до минуты и калории, – еще было далеко... Обожал, разумеется, все, что было ему нельзя: острое, соленое, печеное. Миша, каким я его помню, курил всегда очень много, обычно 2-3 пачки сигарет в день (предпочитая Kent), но когда играл, к ним приплюсовывались еще две».

* * *

«В последний раз я видел Мишу в Тилбурге осенью 1991-го года. Он приехал из Германии, где жил последнее время с женой и дочерью Жанной, которую очень любил. Выглядел он ужасно, много старше своих лет, но оставался самим собой. Отвечая на приветствие одного из знакомых, сказал: «Спасибо». – «Зa что?» – «За то, что вы узнали меня». Он сидел обычно в пресс-центре турнира с неизменной сигаретой, говорил мало, но каждое его замечание по части шахмат было всегда по существу. Оживился несколько, когда в своей обычной манере показал слушателям Академии имени Макса Эйве одну из своих последних партий – с Панно из турнира в Буэнос-Айресе. Молодые люди начала 90-х смотрели на него, как на Стаунтона или на Цукерторта. Было чудо не то, что он живет, а то, что он не умер ранее»…

* * *

«Иногда я спрашиваю себя: откуда у этих мальчиков из пристойных европейских еврейских семей, похожих друг на друга даже внешне – Модильяни, Кафки, Таля, откуда эта всепоглощающая страсть к самовыражению? Где здесь тайна? Я не знаю этого.

За несколько лет до своей смерти Вильгельм Стейниц сказал: «Я не историк шахмат, я сам кусок шахматной истории, мимо которого никто не пройдет». Тот, кто когда-либо касался или коснется удивительного мира шахмат, не пройдет мимо светлого имени: Миша Таль».

* * *

«Последний свой турнир Миша играл в Барселоне. Там были молодые и многообещающие участники. Шутил о подающих надежды: «Я в таком возрасте был уже экс-чемпионом мира». Полтурнира играл совсем больным, с температурой. В последней партии, полагая, что будет быстрая ничья, сыграл в сицилианской защите 3. Cb5, предложил ничью, получил отказ. В проигранной позиции, уже под атакой, его молодой соперник сам предложил ничью… Это была последняя выигранная Мишей турнирная партия».1

Рига, ул.Кришьяна Валдемара, 34 (бывшая улица Горького).
«У мемориальной доски я почувствовала облегчение, что все преграды и переживания уже позади, – рассказала дочь великого шахматиста Жанна Таль. – Вокруг нас собрались люди. Было очень приятно, что их это еще трогает, и они помнят о моем отце».

Мемориальная доска установлена в селе Юрла Пермского края, где с 1941 по 1945 гг. в эвакуации жила семья Михаила Таля (Его отец, Нехемий Таль, работал главным врачом в местной больнице).

«Прибытие поезда»… Рига, 1960-й год. Этому поезду Москва-Рига суждено было стать единственным в своем роде. Он доставил на родину нового Чемпиона мира по шахматам – Михаила Таля…

Партнером Таля в блиц-турнире мог стать любой человек – и гроссмейстер, и юный шахматист (в данном случае - кмс Дмитрий Гнесин).