Нет, уважаемый читатель, речь на этот раз пойдет не об известном стихотворении Наума Коржавина. В различные СМИ вброшен очередной «пробный шар», касающийся не какой-то «мелочи» а известного полотна нашего великого живописца Ильи Ефимовича Репина «Иван Грозный и сын его Иван. 16 ноября 1581-го года».
В письме неких «ученых-историков» и «общественных деятелей», адресованном министру культуры России
Нет, уважаемый читатель, речь на этот раз пойдет не об известном четверостишии Наума Коржавина1. В различные СМИ вброшен очередной «пробный шар», касающийся не какой-то «мелочи» а известного полотна нашего великого живописца Ильи Ефимовича Репина «Иван Грозный и сын его Иван. 16 ноября 1581-го года».
В письме неких «ученых-историков» и «общественных деятелей», адресованном министру культуры России
Как в тот незапамятный год –
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдёт.
Ей жить бы хотелось иначе,
Носить драгоценный наряд!
Но кони – всё скачут и скачут.
А избы – горят и горят.
Фамилии «подписантов» – «историков и общественных деятелей» несколько настораживают – Василий Бойко-Великий, Анна Бойко-Великая. Невольно является вопрос: к чему такая скромность? А в вашей компании, дамы и господа, часом, не числится Екатерина Великая вместе с «примкнувшим к ней» Петром (также – Великим)? Ну а если серьезно – Карамзин, говорите, напутал? Хорошо, давайте возьмем другой, не менее авторитетный источник – «Историю России с древнейших времен» Сергея Михайловича Соловьева. На странице 703 книги III (тома 5-6, М., 1960) читаем:
«Привычка давать волю гневу и рукам не осталась без страшного наказания: в ноябре 1581 года, рассердившись за что-то на старшего сына своего, Иоанна, царь ударил его – и удар был смертельный. Мы сказали: за что-то, ибо относительно причины гнева свидетельства разноречат; у псковского летописца читаем: «Говорят, что сына своего, царевича Ивана, за то поколол жезлом, что тот стал говорить ему об обязанности выручить Псков (от Батория)»; то же самое повторяют некоторые иностранные писатели; но Поссевин, бывший в Москве спустя только три месяца после события, рассказывает, что убийство произошло вследствие семейной ссоры: царевич вступился за беременную жену свою, которую отец его прибил. По свидетельству того же Поссевина, убийца был в отчаянии, вскакивал по ночам и вопил; собрал бояр, объявил, что он убил сына, не хочет более царствовать, и так как оставшийся царевич Феодор не способен править государством, то пусть подумают, кто из бояр достоин занять престол царский»…
Получается, что об убийстве Иваном Грозным своего сына рассказывает не только «иностранный агент» Поссевин, но и… «псковский летописец», о котором наши «Великие историки» почему-то не упоминают. Нехорошо получается, смахивает на откровенный подлог.
А ведь так хотелось – «прощупать» общественное мнение – может быть, пришла уже пора дополнить и расширить известный закон об оскорблении чувств верующих – новым законом – об оскорблении «патриотических» чувств?... «Раззудись плечо, размахнись рука!»
Пока не получилось.
Думаю, что один из адресатов послания – министр культуры Мединский – не оправдал надежд бдительных историков.
«Мы ко многим вещам стали в нашей политической и общественной жизни относиться слишком серьезно, а вот я – к подобного рода заявлениям отношусь иронически. Я смею надеяться, что авторы, которые подписали это письмо, они пошутили. Ну, будем откровенны, шутки бывают иногда неудачными, отдающими малохольностью, но я это рассматриваю как шутку», – цитирует Мединского телеканал «Россия».
Нужно отличать исторические факты от художественного вымысла, отметил министр. При этом он не исключил, что царь вовсе не убивал своего сына. «Историки спорят, а в архиве МВД – ну нет окровавленного посоха с отпечатками пальцев. Совершенно точно известно, что Моцарта не убивал Сальери, а Борис Годунов, судя по всему, не имел никакого отношения к убийству царевича Дмитрия», – напомнил он.
«Однако это не значит, что мы должны иначе относиться к гениальным произведениям Пушкина или Репина, потому что есть искусство, а есть история», – добавил Мединский.
* * *
К этим, достаточно разумным суждениям г-на министра, хотелось бы добавить несколько слов.
Искусство и наука история – есть два взаимодополняющих способа постижения закономерностей окружающего мира.
Когда художник обращается к событию, произошедшему триста лет назад, от него не следует требовать фотографической точности в описании тех или иных деталей.
Иван Грозный не убивал своего сына? Может быть, но с абсолютной точностью этого никто никогда не узнает. Важнее другое: вся жизнь убийцы и тирана доказывает, что он вполне мог это сделать. Кровь, обильно изливающаяся из раны царевича Ивана – это кровь всего русского народа, замученного и забитого своим Грозным царем. Ужас, охвативший Грозного – есть минута просветления властителя, осознавшего на исходе жизни всю мерзость совершенных им деяний. Конечно, пройдет эта минута, и царь снова «придет в сознание» – возобновятся интриги, расправы, поиски виноватых – повсюду и везде. Но – будет поздно. Художник, из туманного далека уже сумел «сфотографировать» его в роковое мгновение, сумел «докопаться» до его сущности… В этом и заключается великая сила искусства, которая в данном случае отнюдь не противоречит исторической правде.
* * *
Удивительно, но 100 лет назад, картина
16 января 1913-го 29-летний иконописец, старообрядец, сын крупного мебельного фабриканта
Следствием этого ужасного преступления стали самоубийство Главного хранителя Третьяковской галереи художника
Русский журнал «Искры», №3, 20 января 1913 г.
* * *
Господа, не трогайте картину
Господа, молитесь Б-гу, а свои историографические упражнения оставьте, пожалуйста, при себе.
Источник фото:
http://www.odin-fakt.ru/iskry/v_a_tikhomirov_03_1912/