Всего за годы войны Илья Григорьевич написал более 1500 статей. В среднем – по одной в день. Их знали во всем мире – крупнейшие информационные агентства сразу поняли, какой источник информации в Советском Союзе является наиболее авторитетным. После окончания войны советский посол в Великобритании Иван Майский заметил, что в годы войны существовали только два человека, влияние которых можно было сравнивать – имя одного – Эренбург, второго – товарищ Сталин. Это не было преувеличением. Академик Майский знал, о чем говорил.
71 год назад, 26 июня 1941-го года, в газете «Красная Звезда» появилась первая военная статья Ильи Эренбурга.
Всего за годы войны Илья Григорьевич написал более 1500 статей. В среднем – по одной в день. Их знали во всем мире – крупнейшие информационные агентства сразу поняли, какой источник информации в Советском Союзе является наиболее авторитетным. После окончания войны советский посол в Великобритании Иван Майский заметил, что в годы войны существовали только два человека, влияние которых можно было сравнивать – имя одного – Эренбург, второго – товарищ Сталин. Это не было преувеличением. Академик Майский знал, о чем говорил.
Что касается советских людей, то уже в первые недели войны выяснилось, что слово Ильи Эренбурга становится для них все более необходимым – и на фронте, и в тылу. Почему же именно Эренбург стал первым публицистом Великой Отечественной Войны? Он, который к своим пятидесяти годам имел далеко не блестящую (по советским меркам того времени) «репутацию».
Беспартийный. Еврей. Не сразу «осознал» значение Октябрьской Революции. Полжизни прожил за границей. «Якшался» там с кем ни попадя – с большевиками, меньшевиками, троцкистами, анархистами… Человек «богемы», «свой в доску» в среде французских поэтов, эстетов, художников и прочей «сомнительной» публики. Проявляет типичное «низкопоклонство» перед Западом (в предвоенные, а особенно – в послевоенные годы подобное обвинение было смертельно опасным).
Этот, далеко не полный «перечень» невольно порождает вопрос – как такой человек вообще смог выжить в 1937-м году и в последующие годы? Рискну предположить (как любят выражаться участники одной телевизионной программы) – однозначного ответа не существует. А если серьезно – может быть, его спас роман «Необычайные приключения Хулио Хуренито и его учеников», написанный летом 1921-го года. Кстати, в этом произведении, каким-то таинственным образом, писателю удалось предвидеть и немецкий фашизм, и его итальянскую разновидность, и Холокост, и даже - атомные бомбы, сброшенные американцами на японские города.
Роман привлек внимание В.И. Ленина, знавшего Эренбурга во времена парижской эмиграции. По воспоминаниям Н.К. Крупской (жены В.И. Ленина) «из современных вещей, помню, Ильичу понравился роман Эренбурга, описывающий войну: «Это, знаешь, Илья Лохматый (кличка Эренбурга), - торжествующе рассказывал он. – Хорошо у него вышло». В годы, когда судьбы людей зачастую определялись колебаниями особых «весов» - в сторону жизни или смерти, - мнение Ленина могло послужить своеобразной «гирькой», которая перевесила на весах чашу под названием «жизнь»…
Итак, почему, все же, Илья Эренбург?
Мне кажется, существуют, как минимум, две причины.
Первая и важнейшая. Он лично знал, что такое фашизм. За его плечами была Испания. Он хорошо знал Германию, которая «забеременела» фашизмом в годы Веймарской республики. Писатель мог отследить, как зарождается и крепнет фашистская психология и идеология – сначала у «отдельно взятого человека», а затем, когда этот человек становится «винтиком» - в масштабах всего общества. Эренбург долго наблюдал за эволюцией французского фашизма. Словом, он прекрасно понимал, что это уродливое общественное явление, в принципе интернационально по своей природе.
Но тогда, в 1941-м и в последующие годы - фашизм обрел национальность. В лице немецкого солдата, который вломился в наш дом, идет по нашей земле, убивает наших людей. Он идет все дальше и дальше, и кажется, уже нет силы, которая способна его остановить. Но – остановить – надо. Во что бы то ни стало. Иначе – смерть, унижение, рабство. И писатель-гуманист Илья Эренбург, который никогда не был, да и не мог быть «германофобом» - говорит: «УБЕЙ НЕМЦА».
Вторая причина. Илья Эренбург – это прежде всего – поэт. Не потому, что он иногда писал стихи. По строю своей души. В которой накопилось очень и очень многое. И когда твой народ оказывается у роковой черты – душа настоящего поэта становится камертоном – созвучным с душой твоего народа.
* * *
Мне рассказывали люди, заслуживающие полного доверия, что в одном из больших объединенных партизанских отрядов существовал следующий пункт рукописного приказа:
«Газеты после прочтения употреблять на раскурку, за исключением статей Ильи Эренбурга».
Это поистине самая короткая и самая радостная для писательского сердца рецензия, о которой я когда-либо слышал.
К. Симонов
* * *
Не люблю в Эренбурга – камней,
хоть меня вы камнями побейте.
Он, всех маршалов наших умней,
нас привел в сорок пятом к победе.
Танк назвали «Илья Эренбург».
На броне эти буквы блистали.
Танк форсировал Днепр или Буг,
но в бинокль наблюдал за ним Сталин.
Не пускали, газету прочтя,
Эренбурга на самокрутки,
и чернейшая зависть вождя
чуть подымливала из трубки.
Евг. Евтушенко
* * *
Приводим одну из статей Ильи Григорьевича Эренбурга, написанную в окаянные дни 1942-го года.
УБЕЙ!
Вот отрывки из трех писем, найденных на убитых немцах:
Управляющий Рейнгардт пишет лейтенанту Отто фон Шираку:
"Французов от нас забрали на завод. Я выбрал шесть русских из Минского округа. Они гораздо выносливей французов. Только один из них умер, остальные продолжали работать в поле и на ферме. Содержание их ничего не стоит и мы не должны страдать от того, что эти звери, дети которых может быть убивают наших солдат, едят немецкий хлеб. Вчера я подверг лёгкой экзекуции двух русских бестий, которые тайком пожрали снятое молоко, предназначавшееся для свиных маток..."
Матеас Димлих пишет своему брату ефрейтору Генриху Цимлиху:
"В Лейдене имеется лагерь для русских, там можно их видеть. Оружия они не боятся, но мы с ними разговариваем хорошей плетью..."
Некто Отто Эссман пишет лейтенанту Гельмуту Вейганду:
"У нас здесь есть пленные русские. Эти типы пожирают дождевых червей на площадке аэродрома, они кидаются на помойное ведро. Я видел, как они ели сорную траву. И подумать, что это - люди..."
Рабовладельцы, они хотят превратить наш народ в рабов. Они вывозят русских к себе, издеваются, доводят их голодом до безумия, до того, что умирая, люди едят траву, червей, а поганый немец с тухлой сигарой в зубах философствует: "Разве это люди?.." Мы знаем все. Мы помним все. Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово "немец" для нас самое страшное проклятье. Отныне слово "немец" разряжает ружье. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьет твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не убьешь немца, немец убьет тебя. Он возьмет твоих близких и будет мучить их в своей окаянной Германии. Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоем участке затишье, если ты ждешь боя, убей немца до боя. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого - нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай верст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! - это просит старуха-мать. Убей немца! - это молит тебя дитя. Убей немца! - это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!
Илья ЭРЕНБУРГ
«Красная звезда», 24 июля 1942 г (№173 [5236])