80 лет назад, 6 мая 1932-го года, был убит Президент Франции Поль Думер.

На 6 мая 1932-го года в Париже намечалось проведение благотворительной книжной ярмарки, посвященной ветеранам Первой мировой войны. На открытие был приглашен Президент республики, 75-летний Поль Думер, потерявший на войне четырех сыновей. Примерно в три часа дня к Президенту сзади подошел высокий человек крепкого телосложения и несколько раз выстрелил в него в упор. Рядом находились писатели Андре Моруа и Клод Фаррер; у последнего, за минуту до убийства Думера, стрелявший купил книгу и взял автограф. Президент Думер скончался на следующее утро, не приходя в сознание.

Сведения об убийце, которым оказался уроженец России, некто Павел Горгулов, молниеносно распространились в средствах массовой информации. Это было связано с тем, что личность Горгулова давно привлекала внимание французской полиции. На состоявшемся вскоре суде приоткрылась биография преступника. Родом – из станицы Лабинская, что на Кубани. Участник войны, имел ранение. Какое-то время примыкал к белому движению, опять же, «какое-то время» учился в Ростовском университете, где был завсегдатаем литературного кружка. Впоследствии эмигрировал, осел в Праге, окончил медицинский факультет Карлова университета, зарабатывал на жизнь нелегальными абортами и другой мелкой медицинской практикой. Он добился вполне обеспеченного положения, особенно в сравнении с другими русскими эмигрантами, многие из которых стали чернорабочими, нищими и попрошайками. Но Горгулову вся эта «обеспеченность» была не по нутру. Ему везде мерещились заговоры, тайные подвохи коллег по профессии, унижения. Вспомнив о литературном кружке, он бросил медицину и занялся писательством, решив, очевидно, продвинуться по «духовной линии». Он издал в Париже под псевдонимом «Павел Бред» сборник своих повестей и стихов, начал писать романы и пьесы из казачьей жизни. В стихах и прозе пропагандировал идею русского мессианизма, согласно которой Русь является носителем истинной духовности и должна одолеть загнивающую западную цивилизацию. Вышеупомянутый сборник заканчивался таким послесловием: « Русский я. А все, что от русского исходит, непременно дерзостью пахнет: как – политика, как – вольнодумство, критика и все такое прочее... Потому – народ мы сильный и дерзкий. Свет перевернуть хотим. Да-с. Как старую кадушку. А кто же под кадушкой сидеть будет? Ах, милые, не знаю...».

Вот перечень его дальнейших планов, о которых он поведал на суде: переехать в Харбин, убить советского посла Довгалевского, записаться в Иностранный легион, уехать в Бельгийское Конго, вступить в отряд гитлеровских штурмовиков, подыскать богатую невесту.

Он возненавидел французов за то, что они «якшаются» с большевиками, а его, честного казака – всячески преследуют. Прочитав в какой-то русской газете, что «французы предали Колчака», он повесил в комнате портрет Колчака и написал на нем две даты: день смерти русского адмирала и предстоящий день гибели французского Президента. Пресса на все лады муссировала версии русского «заговора» - как «красного», так и «белого», почти не оставляя «шансов» тем, кто ни в какие заговоры не верил.

Между тем, убийство Думера тревогой и болью отозвалось во всех слоях французской русской диаспоры, насчитывавшей к тому времени почти три миллиона человек. Русский офицер, корнет Сергей Дмитриев покончил с собой, стремясь таким путем, как он полагал, смыть черное пятно со всей русской эмиграции. Уходя из жизни, он оставил записку «Умираю за Францию».

* * * *

Выдающийся русский поэт и критик Владислав Ходасевич, современник описываемых событий, разглядел в мерзком поступке мерзкого, ничтожного человека Павла Горгулова черты определенного явления, которое он назвал «горгуловщиной»: «Настал век двадцатый. Две войны и две революции сделали самого темного, самого малограмотного человека прямым участником величайших событий. Почувствовав себя мелким, но необходимым винтиком в огромной исторической мясорубке, кромсавшей, перетиравшей его самого, пожелал он лично во всем разобраться. Сложнейшие проблемы религии, философии, истории стали на митингах обсуждаться людьми, не имеющими о них понятия… На проклятые вопросы в изобилии посыпались проклятые ответы. Так родилась горгуловщина – раньше Горгулова… Мыслить критически эти люди не только не в состоянии, но и не желают. Любая идея, только бы она была достаточно крайняя, резкая, даже отчаянная, родившаяся в их косматых мозгах или случайно туда занесенная извне, тотчас усваивается ими как непреложная истина, затем уродуется, обрастает вздором, переплетается с обрывками других идей и становится идеей навязчивой...».

* * * *

К большому сожалению, эти слова, написанные 80 лет назад, не потеряли своей актуальности и в наши дни...